Жизнь моя началась в маленьком городке Геническе на Азовском море. Здесь моя малая родина. Здесь родились мои родители. И, наверное, деды. Хотя о них известно, как и большинству из нас — «гомосоветикус» — не много.
Непринято было, к сожалению, интересоваться корнями... Я пытался что-то узнать. Помню старые фотографии бабушки. Деда — мельника. Рассказы о том, как приезжали турки за мукой на кораблях. Порт Геническ был тогда большой, город — торговый, рыбацкий, многонациональный. Сам я и не скажу точно сколько кровей намешано в моем роду. По отцу — Шинкаренко — вроде украинец, а бабушка отца — русская. Но не в этом суть.
Жизнь любого мальчишки в портовом городке овеяна романтикой. Конечно, моим кумиром был Грин. Я мечтал о мореходке. Форма моряка очень привлекала. Летом, во время каникул часто уходил с рыбаками в море. Рыбы было много. И все — ценные породы: севрюга, белуга, осетры...Но жизнь на суше в провинциальном городке для мальчишек всегда скучновата. Приходили в голову разные фантазии: хиппи, танцплощадка, ударник в ансамбле, мотоциклы. Придумал даже организацию. Прозвище у меня было — «Джонни».
Помню, уже в Киеве учился в институте, ко мне в общежитие мои старые друзья приехали: в куртках, цепях, кнопках, волосатые. Там все в ужас пришли! А они мне: «Джонни! Джонни!». «Нет, — говорю я им, — я уже не Джонни. Джонни нет...».
— Это какие времена — конец 60-х! Наверное, на вас смотрели как на сумасшедших. И известные органы заводили на вас «дело» в «детской» комнате милиции!
— Да, понимаешь, город жил сезоном: пляж, курортники, рыбаки. Мы были «бич-бойз» местного значения. Тем и жили. Помню, как мы орали на танцплощадке: «Долой правительство!», «Свободу — Джону!» (кор. Леннону)... Это был наш, наверное, неосознанный протест против серости повседневной жизни. Мы ведь, по-сути, никому не были нужны. Как и сегодняшние мальчишки. Многие подростки были уже знакомы с колониями. Вот я и решил как-то приобщить их, собрать. Гимн свой придумали, клятву, устав. Я рисовал. Занимался фото. Коллажи делал. Писал понемногу. И ребята — тянулись. Пробовали сами «творить». Когда сейчас я приезжаю в город и встречаюсь с ребятами — все они что-то пишут, сочиняют.
— То есть, ты хочешь сказать, благодаря вашей юношеской игре, в ребятах была разбужена инициатива, творческое начало! Произошло заполнение духовного вакуума!
— Да, они немного отошли от этой тюряги, пошлости, винных магазинов. Но они живут скорее прошлым, чем настоящим: бережно сохраняют фотографии той поры. В сегодняшней жизни ничего кроме быта и воспоминаний о той романтической юности у них нет. Тогда они ощутили себя впервые свободными людьми. Но так и не вырвались из застоя.
— А вот ты вырвался в поисках своего Зурбагана. И как сложилась твоя жизнь после Геническа!
— Я всегда ощущал давящую ограниченность пространства. После окончания школы, поступил в Херсонский кораблестроительный институт: от моря сразу не уйдешь. Но скоро понял, что это не для меня. Мне хотелось жить в море. А не быть береговым судовым инженером.
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Продолжилось познание жизни в армии — служил в Прибалтике, в Латвии, в ракетной части. Там, пожалуй, впервые получил серьезный стресс. Пришло осознание несовершенства и противоречивости мира. Только нас призвали в сержантскую школу в Елгаве, коротко постригли. И повели в баню. Я долго боролся против этой стрижки. Но армия, наша доблестная армия изрядно преуспела по части подавления личности. Волосы мои конечно пропали. И вот идем мы утром в воскресенье через городок. Видим бегут люди.
Первая моя мысль, почему не знаю — Война. Офицер приказал бежать за людьми. А там в дыму и пламени полуразвалившийся от взрыва газа дом. В нем жили политработники с семьями. Сразу слухи: диверсия. Кто-то из жильцов вышел за хлебом, а вернулся — развалины и трупы. Мы оцепили дом. Стали растаскивать плиты, доставать людей. Или вернее то, что от них осталось. Было очень страшно. Никто из нас ничего подобного еще не видел. А в спину — крики местных жителей: фашисты, убирайтесь прочь! Меня это потрясло.
А второй раз испытал нечто подобное в Риге. Мы пошли в кинотеатр посмотреть фильм. Вошли, гремя оружием, сапогами. Старушки-латышки на нас зашикали. И опять почувствовал себя инородным телом: зачем мы здесь?
В армии было достаточно времени для размышлений. Служба проходила на КПП. Кругом лес, тишина, гигантские грибы в огромном количестве, то ли от радиации, то ли еще почему. Я писал рассказы, вел дневники.
— Мне кажется, у такого человека как ты, учитывая твой свободолюбивый дух, неизбежно должен был случиться конфликт с тоталитарной системой, которую олицетворяла собой армия.
— Мне сразу сказали, что я человек не от мира сего. Я чуть в дисбат не попал. В дивизионе подрался с одним татарином, который уже заканчивал службу. Он назвал меня «салагой». Меня, по одному слову которого шпана могла все что угодно натворить.
— Значит в тебе тоже есть, что-то от диктатора! Тебе нравится быть суперменом, управлять людьми!
— Дело не в диктаторе, скорее здесь естественное для любого нормального человека стремление — быть личностью.
— Личностью — да. Но мне кажется не за счет других.
— А я никого насильно не делаю своим другом. Помню, еще мальчишкой в нашем городе чуть-чуть гражданская война не разразилась: за кем пойдут ребята — за мной или моим противником.
— И чем завершился ваш поединок?
— Пошли за мной.
— А как ты это себе объясняешь?
— Наверное, ребят привлекала не просто сила, а наличие чего-то для них непонятного, но приятного. Я собирал тогда иконы. А это было странно в сочетании с внешним эпатажным поведением. Это-то и притягивало.
В армии я продолжал размышлять о будущем. Думал: куда пойти учиться после службы, где можно было объединить в профессии то, к чему я стремился: живопись, фотографию, писательство. На Москву я тогда вообще не претендовал. Киев как-то был ближе.
В Театральном институте поступил сразу на кинофакультет в мастерскую режиссера Мишурина. Я очень ему благодарен за то, что он верил в меня в отличии от остальных, не подавлял моей индивидуальности и не выгнал из института.
— А что были основания?
— Я занимался разного рода экспериментами. И не все это понимали. Контролировали меня. Я начинал снимать курсовой фильм по чеховскому «Черному монаху». А самая первая работа — формалистическая так и называлась «Форма». Мне хотелось передать в ней свой протест. Показывая фильм в Доме кино на молодежной секции, запомнил, как Юрий Ильенко, тогда начавший после работы с Параджановым самостоятельно снимать как режиссер, саркастически улыбался. У меня в фильме начали биться зеркала раньше, чем у Тарковского в «Зеркале». Вся судьба человека — выражалась через зеркальное отражение.Тогда же я открыл для себя литературу Латинской Америки. Мой мир заполнил Хулио Кортасар, ставший моей религией. Увлекся его свободной формой.А когда посмотрел «Расимона» Акиры Куросавы — открыл для себя Японию.>Мечтал поучиться у Тарковского — не вышло. Смог только понаблюдать его в работе над «Солярисом» в монтажной «Мосфильма».
— Какое впечатление у тебя сохранилось от общения с мастером!
— Ощущение некой тайны. Человек одержим сверхидеей и идет к ее воплощению вопреки всему. Чрезвычайно требовательный. Максималист. Запомнился случай. Назначили рабочий просмотр картины. Собралась куча приглашенного народа. Пришел Тарковский, а киномеханика нет. Он подождал пару минут, развернулся и пошел прочь. «Андрей Арсентьевич! Андрей Арсентьевич!». Но он даже не обернулся, ушел.
Учась в институте, я открывал бездонный мир русской литературы. Поражала огромная глубина и философская мощь, новаторство. Серебряный век — это бездонное море, из которого можно черпать и черпать. Раньше это были Кортасар, Гессе, Кобо Абэ, Кендзаборо Ое, Акутагава Рюноске.
— А диплом твой!
— Фильм «Сын». С «пятеркой». Экранизация современного рассказа. Без экспериментов.
— Дмитрий, а ты вообще-то способен на компромисс?
— Сложно о себе говорить. Так как я шел в кино — пример одержимости. Я понял, что это моя жизнь. И я никуда в сторону не смогу уйти. Вокруг меня все рушилось, ломалось: семья, трое детей..., но остановиться я уже не мог.
— Значит, ты, жестокий!
— Скорее твердый. После Киева была Одесская киностудия — по распределению. Семь лет, выброшенные из жизни. Работу самостоятельную не давали. Пришлось заработок искать на стороне. Работал даже на стройке. Мои сокурсники, ушедшие на ассистентскую работу в съемочную группу, до сих пор снимают болты и гайки. Я так не хотел. И не мог.Атмосфера на студии царила ужасная. Одиночество. Полное ощущение заброшенности. Никому молодые режиссеры не нужны. Единственное, чего удалось достигнуть в тот период — снять в объединении «Дебют» Мосфильма (на базе «Беларусьфильма») короткометражный фильм «Хозяин» — кстати лауреат нескольких молодежных фестивалей.
— Я хорошо помню эту картину. Отличная профессиональная работа.
— А мне заявили, что это не мой фильм, что я не мог так снять. Автор сценария был известнейший кинодраматург Валентин Ежов («Баллада о солдате»).
«ОЧИЩЕНИЕ»
— «Жизнь Василия Фивейского», Леонид Андреев. Сложнейшая философия. Безумно трудно найти кинематографический эквивалент его литературы. И не смотря ни на что ты рискуешь взять этот материал для своей первой большой работы. Мастера не решались, а ты взялся!
— Очень захватила идея передать состояние движения души через тьму к свету вопреки всему. Через судьбу отца Василия, который через смерть прорвался к постижению истины, мне видится возможность поразмышлять о беспредельности человека.
— Как ты относишься к своему герою?
— Как к судьбе России. На протяжении всей российской истории возникали какие-то огромные духовные помыслы. И на эти помыслы тратилась огромная духовная энергия. Но каждый раз идеалы сталкивались с непроходимой преградой, проливались потоки крови. Мне захотелось образ России выразить через судьбу отца Василия.Когда вроде бы человек идет к какой-то великой цели путем преодоления, страдания. И чем больше его страдания, тем ближе он становится к богу. Но только в конце жизни он осознает, что вела его не светлая, а темная сила. И стремится освободиться от этой силы. Ибо люди, которые с ним соприкасаются также подвергаются влиянию этой злой силы.Отец Василий понимает, что ему надо умереть. И ценой смерти искупает свои заблуждения.
— Означают ли твои слова, что если отец Василий это Россия, то и Россию ждет гибель или она уже гибнет?
— Гибнет, да. Но чтобы возродиться, как Феникс из пепла.
— Не очень ли страшная плата за грехи?
— Человек, особенно русский, без духовности жить не может. Это крест его. Человек современный раздвоился между добром и злом. Истинную духовность заменяет псевдодуховность. Пошла мода на церкви, иконы, священные книги — народ подхватил эту моду. Вот что страшно. Необходимо осознание порока, живущего в душах людей, покаяния и очищения. Только так, я считаю, мы придем к возрождению России.
«ГРАФИНЯ»
Замысел возник внезапно. Как-то мне предложили посмотреть часть снятого уже фильма, который по мнению продюсеров не удавался. Посмотрев, я убедился, что продолжать снимать картину в том же духе нельзя (получался, на мой взгляд, не фильм, а радиоспектакль). Перед продюсером встала задача: или закрыть фильм, или переснять. Решили переснять. Предложили мне. Я в это время работал над сценарием «Вараввы». В ожидании спонсоров своего будущего фильма решил снять «Графиню». Переписал сценарий. Собрал быстро съемочную группу. Мне повезло. Согласились сотрудничать прекрасные мосфильмовские профессионалы — второй режиссер Наталья Птушко, оператор Элизбар Караваев, художник по гриму Тамара Крылова, к большому сожалению, эта картина стала последней в ее жизни. Что касается актеров, я безмерно счастлив, что мне доверились блестящие мастера: Людмила Чурсина, Владимир Ивашов, Ольга Аросева. Последние годы мы не так часто, к сожалению, видели их на экране. Вот я и подумал: а почему? Это непростительная халатность разбрасываться таким богатством. У старших мастеров — неисчерпаемый кладезь профессионального опыта, кинематографической культуры, чего не скажешь зачастую о моем поколении. Если бы не все эти люди, думаю фильм можно было не снимать. Тем более при нашем нищенском, как я уже говорил, кинопроизводстве. Ну посудите сами: первый съемочный день. Привозят карету. Мне показалась она странной: больше на катафалк похожа. Но времени заменить на другую нет. Фильм нужно снять за месяц. Художник Александр Толкачев (постоянный член команды Абдрашитова) что-то подделал на ходу. Начали снимать. Карета не идет: лошади скользят по льду. Карета развалилась. Скрутили кое-как железками. А там в карете — наша Графиня с детьми. Втолкнули как-то карету в кадр. Лошади чуть-чуть проехали и остановились наконец в нужном месте. Подбегает лакей. Открывает дверцу. И остается с дверцей в руках... Толпа зевак заходится в хохоте. Что делать?!
— А как ты относишься к своей «Графине» сам!
— Знаешь, никто, кто видел фильм, не относится к нему плохо.
— Ну, а сам-то ты!
— У меня осталось ощущение от картины, как о чем-то светлом, теплом, праздничном на фоне серых будней нашей безрадостной жизни.
— Но от жизни в фильме тебе ведь так и не удалось убежать. Вспомни, какие проблемы ты ставишь перед героями: искушение, вечный компромисс со своей совестью. Твой герой — очень современный, мы его хорошо понимаем, его метания, узнаем в нем где-то себя. Здесь есть что-то автобиографическое, не так ли?
— В каждом из моих персонажей есть частица меня.
«ВАРАВВА»
В своем новом фильме «Варавва», работу над сценарием которого я сейчас завершаю, мне хотелось бы на примере библейского разбойника Вараввы проследить историю пробуждения человеческого в человеке, веры, духовности, понимания того, зачем мы пришли в этот мир. Встреча с Иисусом, с каким-то непонятным ему учением — вначале вызывает недоумение, неприятие, а потом происходит постепенное преображение, заполнение духовного вакуума. Только в момент смерти Варавва прозревает. Такое откровение случается в жизни почти каждого человека. Во многих осознание потребности в вере приходит случайно, под воздействием какого-то серьезного жизненного испытания. У некоторых духовная черствость вызвана замороженностью мозговой супровицы. Я думаю, задача художника — оживить, растопить ее.
— Дима, о чем ты мечтаешь?
— Мечтаю построить дом. Собрать всех своих детей. Сесть в кабинете, писать сценарии, снимать кино. И еще — построить на заработанные деньги церковь в новом районе.
Интервью вела Елена Караколева
6-04-2006
www.genichesk.com.ua ©
