Читая сегодня исторические исследования, сверяю картины ужасающего
разгрома Красной Армии со свидетельствами очевидцев, работами историков. Как одна из версий: мировая война на территории СССР в 1941-1945г.г.
была гражданской. На стороне противника воевали сотни и сотни тысяч, только списочный состав российских войск состоящих из славян насчитывал 1,2 млн. человек.
Были и национальные формирования. На моих глазах с залихватской песней на своем родном языке шагал узбекский батальон.
Бывшие советские воевали против рабского труда в колхозах и подневольного
заводского-фабричного труда. За опоздание на работу свыше 20 минут – тюрьма. Пережив голодомор, трупоедство, репрессии 1937г. и волну доносительства.
Украина сказала Сталину – нет. Разгром «непобедимой и легендарной» рабоче-крестьянской армии» некоторые историки назвали погромом. Имея преимущество
в живой силе, количестве и качестве техники Армия распалась, как карточный домик.
Попытки танковых
корпусов Красной армии завернуть врага окончились «Танковым погромом» так назвал свою книгу российский историк В.Бешанов. Сработала тактика Нестора Махно
времен гражданской войны: прорыв на флангах и удар по тылам и обозам, которой не изучали в советских академиях. От старой границы до Киева Гитлер
прошел за 20 дней. В боях на Левобережной Украине были разгромлены и пленены дивизии, корпуса и целые армии.
На многих участках фронта количество попавших в плен превышало численный состав наступавшего Вермахта. Внезапное начало войны вызвало
растерянность не только у «кремлевского горца», но и у всего населения страны. Слабость командного состава, оставшегося после чекистских расстрелов,
подготовка летного состава по принципу «числом поболее – ценой подешевле», тупость сталинских маршалов позволили противнику уверенно чувствовать себя
на поле боя.
В течении нескольких лет (1925-1933) мы не только кормили
Германию (последние эшелоны ушли через границу ночью 22 июня), но и готовили для немецкой армии летчиков, танкистов. Танковый генерал Гудериан,
дошедший до предместий Москвы, обучался в Казанском танковом училище.
Многие немецкие ассы учились летать в Липецкой летной школе, имевшей филиалы под Борисоглебском и Воронежем. С инспекционными поездками здесь
бывал сам Герман Геринг. Злые языки утверждают, что Липецк не подвергался бомбардировкам с воздуха, потому что летчики не хотели смерти девушкам,
с которыми они вальсировали на курсантских вечерах.
Немецкая армия,
как и наша, воевала под красным знаменем, но на пряжке каждого солдата значилось «GOT MIN UNS» (С нами Бог). Красная армия – была атеистической.
За её спиной по всей стране остовы разрушенных или превращенных в конюшни и зерносклады церквей, костелов, мечетей, синагог.
Сатанинская пентаграмма была её символом. Священников заменили политруки с большой красной звездой на габардиновой гимнастерке.
К осени вся Украина была оккупирована. Общая картина событий еще не дорисована до конца.
Многие архивы еще засекречены, вывезены в Россию или уничтожены. Ученые говорят, что по нескольким косточкам они могут воссоздать скелет допотопного
ящера, если не предавать значения школьным учебникам, а иметь на полках труды современных российских историков, то общая картина смотрится
ярко и объемно, как севастопольская панорама Франца Рубо.
Глазами
подростка интересовавшегося военной историей, читавшего журнал «Красноармеец» и устав РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии), картина
происходящего выглядела ошеломляющим шоком. Выйдя на улицу, он увидел военную пароконную фуру, брошенные вожжи, устало шагавших лошадей,
солдатиков с пилотками набекрень, неспеша сворачивая махорочные самокрутки на вопрос: А немцы далеко? Они ответили: «Та ні, на першому хуторі».
Ждать идущих редкой цепочкой немецких автоматчиков пришлось недолго.
В первые часы на улицах застал брошенные экипажами танки: не только средние Т-34, но и мощные КВ, броню которых не могла пробить только
тяжелая артиллерия. По улицам маленькими группками, без пилоток в распоясе, ходили красноармейцы приставая к немецким солдатам с
вопросом: «Пан, а где тут плен?» В ближайшее время толпы военно пленных уменьшились, все жители Украины, включая генералов-украинцев,
были отпущены по домам. Если сердобольная женщина просила у конвоира понравившегося ей солдатика, то конвоир говорил: «Забирай, матка!»
В первые недели оккупации, потрясенный увиденным,
я плакал под одеялом. Это был не страх, а глубокое разочарование тем, чем была начинена душа пионера-ленинца. Это было крушение
надежд на военную карьеру, о которой мечтал каждый подросток в моё время. Хромовые сапоги гармошкой, синее галифе, защитного
цвета гимнастерка с кубарями – все рухнуло в один час. К тому же детство было безоблачным: сыну доцента Полтавского
сельхозинститута не приходилось ходить голодным или босым. Но уже скоро пришлось узнать цену чечевичной похлебки.
Темно, холодно, голодно. Выручало то, что работали пищевые предприятия на которых можно было привычным советским методом пополнить свой рацион.
Выручал толкучий рынок. Крестьяне сдав положенный налог, имели достаточно хлеба, «олії» и знаменитой полтавской «бурячанки»
- духовитого самогона. Здесь ловкому можно было купить, обменять, а порой и своровать. Но искусству брать чужое и без спроса
не обучился до сих пор. Рядовой немецкий солдат всегда делился с ребенком хлебной пайкой, отталкивая руку с
последней денежной купюрой. Власть была суровой. Еврейское население, многие из которых не уехали в эвакуацию
надеясь на гуманное отношение немецкой армии, оказались сваленными в противотанковый ров. Основную «работу» выполнила
украинская полиция, припомнившая коммунистам и евреям голодные и унизительные годы, прожитые под их властью, да
и в карательных органах преобладали еврейские кадры.
Помню
соседку по двору, которая в расстрельный день вынула из колыбельки еврейскую девочку и спрятала у себя. Приезжая (через десятки лет) в
Полтаву неоднократно любовался её цветущей семитской красотой. В 1941г. на улицах ни огонька, а где-то в воздухе
поющий басом мотор советского бомбардировщика с запасом бомб.
Дрожащий
от взрывов фитилек коптилки в подвале нашего дома, а утром убитых и искалеченных полтавчан вытаскивают из-под обломков дома
напротив. После увиденного при бомбежке прятался под железную кровать: авось устоит от падающих на голову кирпичей.
Работали доступные для всех кинотеатры.
Репертуар – развлекательные фильмы,
которым предшествовала фронтовая кинохроника. В городе была городская управа, за порядком следила украинская полиция и бравые
украинские хлопцы маршируя на стрельбище гордо распевали: «Распрягайте хлопцы коней…» и мою любимую «Сталина возьмем мы за усы…»,
перемешанную отборным матерком.
В городе были открыты церкви,
регулярно проводились уроки Закона Божьего на которые приходил священник в рясе. Приходя в школу, я открывал учебник с портретом
Т.Г.Шевченко и его стихами. Жизнь в оккупации – отдельная книга познания жизни и цены агитационных брошюр.
Сегодня история великой войны еще не написана и пишет её каждый по своему.
У фронтовика-окопника – одна, у НКВДиста из заградотряда – другая,
«красивая и легендарная». Конституция Украины позволяет мне сегодня собирать, хранить и излагать всю доступную мне информацию.
Могу рассказать о реально прожитом. Не всем хочется вспоминать тяжелые дни, постарайтесь, читатель, понять и осмыслить пережитое
вашими дедушками и бабушками.
Геннадий Струмпэ