В.Дубровин "Черный туман в проливе Тонкий" ...окончание              Приблизившись к устью пролива, баркасы открыли частый огонь зажигательными снарядами и бомбами по переправе, причалам, складам, судам. К ним присоединились ещё несколько небольших шлюпок со станками для запусков ракет. Через полчаса порт и пролив совершенно заволокло дымом и пылью, сквозь которые тут и там пробивались языки пламени. Расстреляв ракеты и орудийные заряды, шлюпки возвращались к эскадре. Полуденное солнце распалило зной под стать летнему. Утих ветер, перестал раздувать пожары и на глазах всей эскадры в проливе оседала пыль, улегалось тут и там пламя, редел дым. Стало видно, что и пожары не так уж обширны и склады пострадали не сильно и суда в проливе остались нетронуты. Горели, собственно, лишь несколько судов у пристаней. И насколько охватывал окрестности глаз наблюдателя с высокой корабельной мачты, не было видно ни одного человека с ружьём, ни пешего, ни конного. Лайонс отправил лейтенанту Маккензи приказ возвратиться, войти в пролив, сжечь все суда до единого.              Лейтенанту «Миранды» Баклею, бывшему при нём, капитан поручил возглавить группу поджигателей и высадиться в порту под защитой отряда баркасов. Пять баркасов лейтенанта Маккензи вновь направились к проливу. Приблизившись, англичане обстреляли берег из штуцеров, затем вошли в пролив. Зорко глядели стрелки, готовые открыть огонь в любой момент. Но берег был пуст, на причалах, среди складов, строений - ни души. Под прикрытием баркасов проскользнула в пролив лёгкая 4-х весельная шлюпка – гичка, в ней - два лейтенанта и два матроса, имевшие с собой всё, что нужно для поджогов. Гичка подплыла к пристани, офицеры с матросом высадились, оставив на вёслах гребца. И тут, из местечка, сверху, с обрывов, захлопали нечастые выстрелы. Кто остался там, кто мог стрелять по неприятелю, сколько их там было, до сих пор загадка. Возможно, стреляла охрана складов, десяток солдат инвалидной команды с допотопными ружьями. Английская канонерка "Рекрут"              Дымки выстрелов были заметны с палубы «Гончей». «Вот Вам русский сюрприз, лейтенант» - сказал Лайонс, опустив бинокль. – «Они оставили снайперов на склонах. Не думаю, однако, что эта горстка стрелков нам помешает. Будь их больше – другое дело». Штуцерники из баркасов открыли по «снайперам» частую стрельбу, не давая прицелиться, между тем как высадившаяся троица поджигателей, прячась от пуль, перебегала с факелами от склада к складу, от штабеля к штабелю, от бунта к бунту, заставляя разгораться всё новые и новые пожары. Это продолжалось около часа. В конце - концов, так и не завершив дело, поджигатели вернулись в шлюпку и торопливо отчалили. Должно быть, к тому времени и заряды у «снайперов» закончились.              Стрельба с обрывов прекратилась, пять вооружённых баркасов лейтенанта Маккензи направились дальше в глубину пролива, жечь стоящие в нём суда. К пожарам в местечке и на причалах прибавились пожары в проливе, расползающиеся всё дальше, по мере продвижения баркасов. Команды многих судов топили свои посудины, дабы избежать сожжения, сами выбирались на берег, собирались мелкими группами, ждали, чем всё кончится. Между тем отряд князя два часа маршировал по дороге на Чонгар, проходившей сбоку пролива, по высокой части местности. О чём думал командир, сдавший неприятелю без единого выстрела всё, что он обязан был по своему долгу и чести защищать, не знает никто, но удалившись на 5 вёрст, князь остановил свой отряд «на колодезях». Там, с сивашского мыса был виден пролив, затянутый дымом горящих судов.              Было около 15 часов, когда князь решился вернуться, как написано в его рапорте, «наказать неприятеля», зашедшего в пролив слишком далеко. Он выступил обратно к Геническу с двумя ротами пехоты, двадцатью конными донскими казаками, азовскими казаками и двумя полевыми пушками, после двухчасового марша остановил войско в полутора верстах от селения. Не имея наблюдения за противником, он не мог знать, чего ему ожидать со стороны горящего городка и вынужден был оставить на дороге две роты солдат в качестве прикрытия. С остальными Михаил Борисович принялся спускать пушки к проливу. В проливе распоряжались как у себя дома 5 баркасов лейтенанта Маккензи, с пятью отнюдь не лёгкими орудиями и чуть ли не сотней штуцерных стрелков. У Михаила Борисовича было 58 казаков и 2 лёгкие пушки, бесполезные даже против штуцерных ружей. Силы были слишком неравны и трудно сказать понимал ли это князь, не намеренно ли шел со своим маленьким отрядом на гибель. Если так, то ему снова не повезло. У англичан ни на одной шлюпке не осталось ни одного заряда к орудию - они их расстреляли ещё прежде чем вошли в пролив, а патронов, после того как битый час вели беглый огонь по «снайперам», осталось не столько что бы ввязываться в новый бой. Спасение виделось им только в вёслах и стрелки, побросав ружья, ухватились в помощь гребцам. Стонали уключины, гнулись вёсла, грузные баркасы неслись вниз по течению, а оно довольно сильно тянуло в море – на крымских речушках, впадающих в Сиваш, только закончилось половодье.              Всё это происходило в районе старинного брода Тонка вода, тайного пути в Крым в незапамятные времена. Вёснами низменные берега здесь мокрые и пушкари князя не смогли подвезти орудия к самой воде, да и некогда было – шлюпки уходили на глазах. Огонь открыли с расстояния 150 сажен (300 метров), т.е. почти на предельной дальности для картечи лёгких пушек. После первых пристрелочных залпов, шлюпки были уже вне зоны поражения и артиллеристы перешли на стрельбу шрапнелью. Всего было сделано 19 выстрелов. Отрезать шлюпки от выхода из пролива не удалось, но на орехи британцам досталось под торжествующие крики судовых команд, собравшихся на берегу. Всё это происходило всего в двух милях от английских кораблей, на глазах командующего эскадрой. «Ещё один русский сюрприз, Хеветт» - сказал Лайонс. – «Вы можете угостить русских бомбами?» «Да, сэр!» - сказал командир канонерки - «Но на такой дистанции стрельба неверна, нашим матросам в шлюпках может достаться ничуть не меньше. Лучше мы накроем бомбами их пехоту на горе». « Можете!»- согласился Лайонс. Гаубица «Гончей» утробно ухнула, через пару минут – снова, потом – ещё. Полетели бомбы на две роты, оставленные князем на дороге, впрочем, все - мимо. Князь вернулся к своей пехоте, отвёл солдат несколько подальше.             В рапорте капитана Лайонса «…Хотя несколько из них (шлюпок) были поражены шрапнелью и картечью, к большому счастью только один человек был легко ранен». Видно капитан писал свой рапорт больше для газет, он и количество русских орудий для пущей доблести британцев удвоил. Князь в своём рапорте, ссылаясь на показания казаков и моряков из судовых команд, указал 15 англичан, «павших в шлюпках» от картечи. Собственно, этим эпизодом на текущий день всё было окончено. На истерзанную землю опускался вечер. Михаил Борисович вернул своё войско «к колодезям» и стал там лагерем. Английские корабли подняли на борт шлюпки и ушли для ночёвки на рейд. Наступила ночь.              Под обрывами в порту, у воды, ярким пламенем полыхали пожары, освещая землю, море, далёкие пароходы. Над сивашами взошла полная луна, в свете пожаров она побледнела и в недоумении взирала с небес на дикую пляску огня. Наверху обрывов курился в ночи городок, как потухающий вулкан, выбрасывая то тут, то там снопы искр и языки пламени. Князю нужно было кормить своё войско и он отправил охотников - человек сто казаков и солдат в разгромленный Геническ «за продовольствием и для разведки неприятеля». Сам командир ожидал назавтра распространения военных действий англичанами и был занят составлением плана новой расстановки своих войск. Он, кажется, так ничего и не понял, но после вылазки в проливе воспрянул духом. В планах у Михаила Борисовича вновь всё выходило великолепно. В завершении рапорта Горчакову о прошедшем дне князь бодро строчит: «Я занимаю Чонгарский мост, имею пикеты на проливе против самого Геническа и на море и высылаю разъезды от себя и от сотни, стоящей у моста, на 15 верст с обеих сторон по Сивашу. Надеюсь, что неприятель меня не обманет и не обойдет».              Между тем склады в порту продолжали полыхать, никто их не тушил, так что со временем загорелось и то, что не позволили поджечь англичанам «снайперы». Капитан Лайонс мог с полным основанием считать план свой выполненным. Оставаться здесь дольше британцам не было смысла, да и не позволяло время. Следующая их задача - прибыть к Таганрогу, самому большому городу и порту на Азовском море и неизвестно, что их там ждало. 18 мая, с рассветом, они снялись с якорей. С утра вновь задул свежий восточный ветер. Не поднимая парусов, густо дымя, эскадра взяла курс на Таганрог. С облегчением перекрестился батюшка Генической церкви, получившей по его словам «19 ран». Ещё повсюду дымились головешки, но уже хлопотали у своих повреждённых жилищ геничане, поправляя на скорую руку что можно.              Май месяц – время, когда ранний чумак гонит свои первые валки с солью с Арабатской стрелки на материк. К полудню несколько десятков добродиев в расшитых сорочках остановили своих круторогих волов у самой воды, смотрели через пролив на догоравшие портовые склады, на курящийся Геническ, сокрушённо чесали затылки у сгоревшего парома: «Та хай йому грэць!» Михаил Борисович вернул своё войско в местечко только около полудня. Так и не установив постоянное наблюдение за неприятелем, он прозевал уход эскадры ранним утром, позволив пожарам полыхать ещё половину дня. Из его рапорта следует, что в порту сгорело около 20 тыс. тонн хлебных запасов, уцелело около 3 тыс. тонн. Из 98 судов, стоявших на рейде и в проливе, сожжено 48, ещё 21 судно потоплено, в большинстве случаев командами, для сохранения от сожжения. На плаву остались 29 судов, спасённых князем той бесшабашной вылазкой. Трудно представить, с каким чувством читал рапорт обо всех этих несчастьях князь Михаил Дмитриевич, так обнадеженный Михаилом Борисовичем двумя днями раньше.              У Горчакова и без того было неприятностей сверх меры с одной только Керчью. А через несколько дней, после получения им рапорта из Геническа, 26 мая, союзники в Севастополе взяли штурмом Селенгинский и Волынский редуты, а так же Камчатский люнет. Видный историк, академик Е.В.Тарле пишет по этому поводу: «Наблюдавшие поведение Горчакова и его начальника штаба Коцебу, в деле защиты Селенгинского и Волынского редутов и Камчатского люнета, возмущались легкомыслием, с каким командование путало и портило дело». Что – то очень похожее просматривается и в поведении князя Лобанова – Ростовского в организации отражения нападения на Геническ 17 мая. Действия англичан ясно показали, что нападение это было направлено на разрушение переправы через пролив, на уничтожение судов и пристаней, на лишение Крымской армии запасов, накопленных в местечке.              Между тем, оставив всё, что действительно нуждалось в защите, командующий отрядом подполковник Лобанов – Ростовский удалился «отражать» мнимую угрозу Чонгарскому мосту. Что и предопределило полный успех англичан в осуществлении ими своих замыслов в Геническе. И уж точно печать этого легкомыслия лежит на военной сводке событий дня 17 мая, представленной штабом Крымской армии: «…после 2-х часовой бомбардировки союзники пытались высадить десантные отряды в Геническе. Высадка была отбита двумя ротами пехоты и казачьей командой …». В завершение всего, 13 июня 1855 года, приказом командующего по Южной армии князя Горчакова, князь Лобанов-Ростовский, за боевые действия при Геничах награждён золотою саблею.              Правда, правительство не разделило восторга командующего по поводу подвига его флигель - адъютанта и открыло следственное дело, именовавшееся: «О сожжении неприятелем казенного провианта в Геническе». Должны были быть названы виновные по этому делу и представлены к взысканию. Следствие тянулось долго, и было прекращено после окончания войны по высочайшему повелению, сильно смахивающему на амнистию в нашем нынешнем её понимании. Но всё это шло само по себе, а служба князя текла сама собой. 30 мая он был отозван Горчаковым в Севастополь, находился там при командующем во время бомбардировок и штурма, а 8 июня вновь вернулся в Геническ и командовал местным, всё увеличивающимся отрядом до 1 августа, так что наломал ещё достаточно дров. Затем он был вновь отозван Горчаковым и 4 августа назначен командиром Владимирского пехотного полка в Севастополе. К счастью солдат и офицеров, их полк к тому времени был выведен из сражений и более в них не участвовал.              Об успехе эскадры в проливе Тонкий взахлёб писали английские газеты. Были объявлены герои – те два лейтенанта и матрос-канонир, поджигавшие склады в порту. Офицеров продвинули по службе. Через две недели лейтенант шлюпа «Ласточка» Хью Бургойн стал командиром канонерки «Спорщик». Лейтенант с «Миранды» Сесил Баклей через две недели тоже получил в командование канонерку - злополучную «Змею», разбитую в бою с керченскими пароходами. По окончанию войны, когда будет учреждена высшая награда Британии для рядовых чинов и младших офицеров - «Крест Виктории», её вручат одним из первых обоим лейтенантам и бывшему с ними матросу-канониру шлюпа «Горячий» Джону Робартсу. Лейтенант с «Миранды» Джон Маккензи за командование шлюпочным отрядом в проливе Тонкий получил очередное звание «коммандер» (капитан – лейтенант). Оставив за кормой разгромленный Геническ, «Лёгкая эскадра» следовала к Таганрогу.             Дубровин В.М.             ...в начало..             термины, справочник и библиография             Еще от автора - В.Дубровин "Крестный отец Геническа"             Еще от автора - В.Дубровин "Чёрный туман в проливе Тонкий"             Еще от автора - В.Дубровин "Арабатская стрелка в июне 1855"             Еще от автора - В.Дубровин "Западное побережье Азовского моря в июле – декабре 1855г." Вернуться в раздел "Статьи и публикации" Вернуться на первую страницу сайта Информация получена и размещена 3-3-2011 www.genichesk.com.ua ©