Двадцатое января. Тридцать градусов мороза. Сорокамильное горло Чонгарского пролива сковано крепчайшим льдом, по которому могут двигаться многотысячные колонны с артиллерией. Все соответствовало в этот день логике классовой борьбы: полностью деморализованная и дезорганизованная Добровольческая армия в панике грузилась на дряхлые пароходы в портах Севастополя, Ялты, Феодосии, Керчи, Евпатории; последние босспособные части, вроде мамонтовцев, марковцсв и дроздовцев дрались с налетевшими из горных ущелий татарскими сабельными отрядами; казачьи полки разложены большевистскими агитаторами; полностью «упропагандированы» экипажи мощной английской эскадры, призванной охранять северное побережье. Проявляя классовую солидарность с российским пролетариатом, английские моряки и морские пехотинцы покинули свои корабли, вмерзшие в лед у пирсов и на рейде Альма-Тархана и митинговали под красными флагами на набережных и на базарной площади среди торговых рядов, мазанок и минаретов этого пронизанного ледяным ветром северокрымского города. В полном соответствии с логикой классовой борьбы впервые за столетия замерз Чонгарский сорокамильный пролив, и уже в полнейшем соответствии с логикой классовой борьбы под сверкающим морозным солнцем по сверкающему льду спокойно двигались к Острову армии Фрунзе и Миронова. Было, правда, немного скользко, копыта коней слегка разъезжались. однако флаги реяли в выцветшем от мороза небе, оркестры играли «Это есть наш последний и решительный бой» и красноармейцы весело матюкались, не наблюдая никаких признаков сопротивления со стороны последнего прибежища классового врага.

Не соответствовало логике классовой борьбы лишь настроение двадцатидвухлетнего лейтенанта Ричарда Бейли-сменного командира одной из башен главного калибра на линейном корабле «Ливерпуль»: он был слегка с похмелья. Вооружившись карабином, офицерик заставил своих пушкарей остаться в башне; больше того, развернул башню в сторону наступающих колонн и открыл по ним залповый огонь гигантскими шестнадпатидюймовыми снарядами.

Прицельность стрельбы не играла роли: снаряды ломали лед, передовые колонны тонули в ледяной воде, задние смешались, началась паника. Все это можно было наблюдать с набережной Альма-Тархана даже в не очень сильные бинокли, а порой и невооруженным глазом. Стучали телеграфные аппараты по всему Крыму: английский флот отражает наступление красных! Неожиданный шквал вдохновения охватил белую армию. С аэродрома в Сары-Булате тройками стали подниматься дряхлые «фарманы», «ньюпоры» и «витязи» с радужными кругами на крыльях. Они сбрасывали на лед взрывные пакеты. Главнокомандующий барон Врангель отдал приказ всем войскам выйти на северные берега, и впервые за целый месяц полки подчинились. Дроздовская дивизия выдвинулась на северные рубежи. Даже шкуровскис «волчьи сотни» оставили до поры увлекательную резню с татарами в теплых ущельях и поскакали в морозные степи. Даже остатки русского военного флота в Балаклавской бухте после череды митингов стали разводить пары и поднимать андреевские флаги. Английские экипажи вернулись на боевые посты. Престрашнейшим образом классовое сознание стало уступать место соблазну военной победы. Впрочем, британское правительство не простило мятежников, и большинство матросов после окончания войны предпочло осесть на крымской земле, чем подвергнуться страшным морским наказаниям в традициях Владычицы Морей. Так и образовались северо-крымские английские поселения, сродни австралийским колониям беглых каторжников.

Красные войска в первые сутки разлома льда понесли чудовищные потери. Марлен Михайлович вспомнил, как нервы у него сдали, как он не выдержал и разрыдался, читая списки жертв в рядах героической Второй Конной Армии, Инзенских н Симбирских пехотных дивизий, броневых батальонов и конной артиллерии. Дрались красные отчаянно, старались найти другие пути к крымским берегам, но Чонгар замерз только в горловине, западнее и восточное была вода. Красноармейцы цеплялись за песчаные банки и гибли среди ледяного месива тысячами и тысячами. Добровольческая же армия возрождалась на глазах. Горячие головы стали уже призывать к новому походу на Белокаменную. Благоразумие, однако, победило. Остров отбил атаку и ощетинился. Через несколько дней подул мощный юго-вос­точный ветер. В Чонгарском проливе разбушевался шторм. .......

Вот такую картину нарисовал в своем фантастическом романе Остров Крым эмигрант Василий Аксенов. Выдумки да и только скажет читатель и будет прав.Но как в каждой шутке есть доля шутки так и в этом эпизоде есть доля правды.Да в ноябре 1920 Красная Армия штурмом взяла Крым и не стало никакого Острова.И лейтенанта Бейли не было .Флот Антанты правда в Азовском море был.И канонерка Терец под Геническом была.

Попробуем восстановить события почти 80 летней давности настолько точно насколько это возможно.Так что же было на самом деле?

В конце 1919 г. армии главнокомандующего Вооруженными силами юга России генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина (1872-1947) под ударами Повстанческой Армии Махно отходили в Крым и Одессу. Отход войск на Крымском направлении обеспечивал 3-й армейский корпус генерал-майора Якова Александровича Слащова (1885-1929). Анархист Володин во главе левого фланга 4-го Крымского корпуса идёт на Перекоп с целью овладения Крымом. Но тут ему в спину ударили 3 стрелковые и 2 конные дивизии подошедшей Красной Армии. На 15 января 1920г. с тыла были уничтожены 15-й пехотный, 16-й пехотный полк Чайки и Крымский конный полк 4-го корпуса. 20 января Володин практически ворвался в Крым, освободив от белых Перекоп и Армянск. Но тут его снова настигли с тыла полки ЧОН (части особого назначения, каратели) красных под началом Эйдемана, стали разоружать махновские части, расстреливать командиров.

А из Крыма повели контрнаступление белые полки ген. Слащева. Оказавшись в тисках, 4-й Крымский корпус распался. Володин с сотней конницы прорвался сквозь боевые порядки белых и ушел партизанить в Крымские горы.

7 января 1920 года Слащев отдает приказ № 4262: "Согласно приказа генерала Шиллинга объединил командование и всю власть в Крыму и Таврии. В виду серьезности положения предупреждаю, что не остановлюсь ни перед какими мерами, чтобы заставить выполнить мою волю, но зато впредь до отменяющего распоряжения останусь в Крыму. Прошу доверия, требую подчинения и заставлю это сделать".

Силы 3-го (с февраля - Крымского) корпуса Слащева составляли: около 2200 штыков, 12 тысяч шашек и 32 орудия . Для обороны Северной Таврии этого было ничтожно мало. Поэтому, нарушив требования Ставки, генерал отводит свой корпус за Перекоп.Корпус Слащова должен был обеспечить оборону Крыма и, прибыв на рассвете 5 января 1920 г. в Севастополь, Слащов распорядился привлечь флот к обороне приморских флангов. Именно для этого и предназначались канонерские лодки. Из них срочно сформировали отряд судов Азовского моря, подкрепив его по зимнему времени двумя ледоколами. Начальником отряда назначили капитана 2-го ранга Николая Николаевича Машукова (1889-1968). Главной силой отряда должна была стать канонерская лодка "Терец", стоявшая на ремонте механизмов в Южной бухте Севастополя. Срочно объявили набор добровольцев в команду "Терца". С 7 по 10 января, работая день и ночь, добровольцы готовили корабль к походу.

11 января "Терец" вышел в Азовское море к Геническу и 12 января занял позицию в Утлюкском лимане у Арабатской стрелки, в 50 м от берега. В его задачу входило поддержать огнем оборону Геническа и отход белых на стрелку и Перекоп. С 20 января по март корабль был затерт льдами, подвижка которых посадила его на мель. В тяжелейших условиях, когда корабль во льдах и на мели превратился в неподвижную мишень, при недостатке или полном отсутствии угля, питьевой воды, продовольствия, без отопления в морозы моряки отважно сражались. Команда "Терца" вела непрерывные бои с бронепоездами и артиллерийскими батареями красных, прикрывала отход и поддерживала неоднократные контрудары белых войск, в том числе белый десант в Геническ в июне 1920 г. Кроме того, "Терец" подвергался бомбовым ударам красных самолетов, отразил своей зениткой несколько атак с воздуха, получил подводные пробоины от бомб и снарядов. 28 февраля в приказе № 53 по 3-му армейскому корпусу комкор генерал-лейтенант Я.А. Слащов отмечал: "В самые тяжелые периоды нашей боевой деятельности канонерская лодка "Терец" оказывала и продолжает оказывать самую широкую поддержку по защите наших позиций на Арабатской Стрелке..."

Лишенный способности маневрировать и тяжело раненый, "Терец" продолжает бороться с бронепоездами противника и держать в страхе пехоту красных. Высадив на берег всю команду, за исключением прислуги орудий, "Терец" оказал поддержку гарнизону Арабатской Стрелки, как людьми, так и своим геройским духом.

От лица службы благодарю командира, гг. офицеров и команду славного боевого судна "Терец" за отличную самоотверженную службу... Предлагаю капитану 2 р. Шрамченко представить к награждению крестами из команды "Терца" наиболее отличившихся".

В январе-феврале 1920 г. команда "Терца", кроме комендоров, действительно, перешла по льду в окопы на стрелке, чтобы помочь отразить атаки красных.

Уже в самом конце эпопеи "Терца", 22 апреля 1920 г., с него бежали на буксире "Ногайск" 12 матросов (6 из них - бывшие студенты). Бежали от крайней усталости в занятый тогда белыми Геническ. Еще три матроса "Терца" бежали с берегового поста на стрелке. Остальной экипаж - 13 офицеров и 165 матросов - продолжал стойко выполнять свой долг. Команда честно сражалась в течение всех трех дней, пока "Терец" находился на позиции. 20 апреля четыре буксира сняли "Терец" с мели и отвели в Керчь, а 2 мая - в Севастополь, где его встретили с большим почетом.

Попытки прорваться в Крым Красная Армия предпринимала почти ежемесячно .Стараясь отодвинуть линию противостояния дальше на север и дезорганизовать тылы красных барон Врангель приказал осуществить две десантные операции - на северо-западном и северо-восточном направлении.Операция была осуществлена 1 апреля . Высадившись в районе Кирилловки под командованием полковника Гравицкого алексеевцы силами 500 человек при одном орудии прошли с боями по тылам красных и 2-го апреля овладели южными предместьями Геническа.Город, однако, удержать не удалось. Для ликвидации десанта красные бросили в бой части 46-й стрелковой дивизии и Мелитопольского гарнизона и, создав подавляющее преимущество, почти полностью его уничтожает. Вот как описывает бой за Гениченск мичман канонерской лодки “Терец” Кадесников: “Лавой двигается кавалерия красных, врываясь в город со всех сторон, черной тучей идет пехота, и не задерживают их тяжелые снаряды наших судов… Маленькая горсточка добровольцев стойко боролась, истекая кровью, с целой тучей красных”. Несмотря на поражение алексеевцы сумели оттянуть на себя большое количество противника с фронта, что позволило 2-му корпусу ген.Слащева овладеть Чонгорским полуостровом.

Одновременно с высадкой десанта правофланговые части Крымского корпуса, под начальством генерала Ангуладзе, атаковали и овладели станцией Сиваш. Испорченный противником Сивашский мост был быстро исправлен и части белых , продолжая наступление, при поддержке бронепоездов, после блестящей атаки юнкеров-константиновцев, заняли укрепленную противником станцию Чонгар. В Перекопском районе весь день 3-го апреля шел сильный бой. Все атаки красных были отбиты частями, усиленными прибывшими марковцами.

В последующие два месяца десант Слащева подошел к станции Акимовка, где его остановила стянутая сюда группировка красных с несколькими бронепоездами. В последующие два дня продолжались упорные бои на тех же позициях. Лишь к 9 июня наметился перелом. Слащев сломил сопротивление большевиков под Акимовкой и взял Мелитополь, перерезав железную дорогу Симферополь — Синельникове, главную магистраль, на которую базировалась 13-я советская армия. Но Основным силам соединиться со Слащевым все еще не удавалось, он продолжал действовать в отрыве. Более того, 10.06 красные перешли в ранее намечавшееся наступление. К этому времени из резервов к ним подошли 15-я Инзенская стрелковая и 2-я Ставропольская кавалерийская дивизии. Ночью 2-я кавдивизия скрытно прошла в белые тылы и нанесла удар по селу Новоалексеевка, где располагались штаб и некоторые части Чеченской бригады, частично вырубив их, частично взяв в плен вместе с командиром ген. Ревишиным. Спаслись всего 7 чел., в том числе два малолетних сына Ревишина, которые хотели ехать вместе с увозимым отцом, но были выброшены из автомобиля.

29.08 группа Блюхера вышла к Перекопу и с ходу попыталась захватить Турецкий вал. Однако небольшим гарнизоном, занимавшим позиции и пополнившимся за счет отступивших сюда частей 2-го корпуса, штурм был отбит. А 1 -я Конармия, оставив позади поддерживающих ее латышей, глубоко ушла в белые тылы и собиралась повернуть на север, чтобы, согласно плану, соединиться с Мироновым для окружения ядра белых сил. Но тут Буденный получил новый приказ Фрунзе. Основываясь на сообщениях Миронова, что противник разгромлен и бежит, командующий фронтом предписал 1-й Конной идти не на север, а на юг, захватить район Геническа и Сальково, т. е. перекрыть две последние переправы в Крым — через Чонгар и Арабатскую стрелку. У Буденного были несколько другие сведения о состоянии белых — что они, хоть и терпят поражение, но далеко не сломлены. И он достаточно самоуверенно принял худшее из решений — свои 6-ю и 11-ю кавдивизии по старому плану направил на север, а сам с 4-й, 14-й и штабом пошел занимать переправы. К исходу дня 4-я кавдивизия, не встречая сопротивления, взяла Сальково и станцию Новоалексеевка, перерезав железную дорогу в Крым, 14-я — село Рождественское, а штаб с резервной кавбригадой — село Отрада.

Вот как описал это очевидец Николай Раевский в Повести крымских дней.

Тормоза шипят. Подводы обгоняют поезд. Деревья, платформа. Станция Новоалексеевка. Еще несколько верст, и будем за проволокой. Прерывисто фыркает мотор. Кажется, наш охранитель. Сел в поле, повернулся, гудя и фыркая, едет к поезду. Хорошая местность. Везде аэродром. Замолчал. Остановился. Летчик бежит к платформе, придерживая полевую сумку.

Из открывшейся двери морозная волна. Пехотный поручик в шинели с золотыми пуговицами. Лицо сумасшедшее.

- Женя!

- Я здесь.

Расталкивает офицеров и не извиняется. Что-то шепчет на ухо даме с девочкой.

- Господи, спаси нас и помилуй.

Крестится. Чего это она вдруг...

Наблюдатель ошибся. Принял главные силы Буденного за авангард. Оттого мы сюда и поехали. На самом деле, авангард в трех верстах.

Путь разобран. Обратно нельзя. В паровозе нет воды. Обозы рысят к Геническу. Больше некуда.

Ветер гоняет по платформе снежную пыль. Такая хорошая вещь жизнь и так глупо... Голое поле. Ровное. Оврагов нет. Стогов нет. Изрубят. Повозки... повозки... рысью, галопом... перевернулась, под колесом человек... визжит, плачет.

Голова работает, ноги не ослабели. В животе холодно. Тошнит. Противно... противно... противно. Совсем этого не хочу. Ветер задирает на трупах рубашки. Надувает мягкие пузыри. Головы изрублены. Сукровица. Мороз. Мух не будет, а разденут наверное.

- Офицеры, снимайте погоны! Красные на станции.

Им хорошо. Сдержали коней. Рысят дальше. Фуражки голубые, золотой прибор. Одесские уланы. Револьвера никто не даст. Безнадежно. За вокзалом черный дым. Аэроплан низко. Бьет из пулемета. Конный... один, другой. Много конных. Полверсты. Три минуты. Не больше пяти. Летчики в безрукавках. Бегут. На шее круги колбасы. Придумали тоже.

- Погоны снимите!

- Идите к чертовой матери.

- Снимите! Других подводите.

Пришиты. Отпарывать долго. Все равно. Все равно.

В поле повозка. Стоит. Постромка запуталась. Только бы добежать. Руку в карман. У меня браунинг. Буду стрелять. Едем. Рысь, галоп, рысь, галоп. Двое казаков. Один постарше, другой молодой. Посмотрели на меня и ничего не сказали. Лошади в мыле. Еще не загнаны. Конница может налететь только сзади. Слева поле и никого там нет, справа Сиваш.

От сердца отлегло - очевидно, кавалерия грабила станцию и не шла пока дальше. Перешли в шаг. Еще несколько верст, и мы въезжаем за проволочные ограждения Геническа.

Ура - спасены! Давно я так не ценил жизнь, как бы она плоха ни была, как в этот момент. Донцы остановились. Я поблагодарил их и пошел пешком через мосты мимо бесконечной колонны обозов, спешивших на Арабатскую стрелку.

* * *

Сумерки. Отошел в сторону от скрипящей, ругающейся дороги. Будь что будет, а я хочу отдохнуть. Как хорошо, что можно сесть на замерзшую землю и больше никуда не идти. Над черным Сивашем белые языки пара. Пригибаются к воде, рвутся на куски, тают. Новые, новые... Мечи без рукояток, стены тростника. Кто-то матерится на дороге, визжат телеги, хлещут кнуты. Обоз никогда не перестанет идти. Безголовая змея. Мерзнет. Ругается. Ни земли, ни неба. Снег. А сидеть хорошо. Даже и ноги перестали мерзнуть.

- Земляк, а земляк!

- Дай ему хорошенько по шее.

- Подожди, может, мертвый...

- Извиняюсь, вы офицер? - Взяли под руки. Отрывают от земли.

- Ничего, ничего... я сам.

Четверо вольноопределяющихся-летчиков. По очереди несут мешок с салом и колбасой. Больше никаких вещей. Шинели остались в поезде. Кожаные безрукавки поверх гимнастерок и одна пара перчаток на всех. Надевает очередной мешконосец. Идем быстро. Начинаю чувствовать ноги. Кажется, не успел отморозить.

- Вы как на меня наткнулись, господа?

- Пошли оправиться, видим, кто-то лежит... Вы в нашем эшелоне ехали?

- Да. Не знаете, все успели уйти?

- Какой там... Вы же видели, что делалось. Наш завхоз чемоданчик с деньгами бросил. Семнадцать миллионов...

Арабатская стрелка, хутор Счастливцева. В хате жарко и накурено до синевы. Летчики поджарили сала, но от усталости я ничего не мог есть и, скрючившись, повалился около плиты. Лежал так несколько часов. В голове был какой-то кошмар. Нечаянно мне брызнули в лицо кипящим маслом, но не было сил переменить положение.

Опять идем по стрелке. Думали поспеть до утра. Шрапнель сигнала... Рвется совсем близко. В черном небе рассыпчатые звезды. Одна - две - три - четыре. Четыре вспышки, четыре звезды. Должно быть, буденновцы взяли Геническ. Обозы рысят. Темно, но на побелевшей земле дорога видна. Градусов пятнадцать мороза. Бесшинельные летчики хотят прибавить ходу. Прощаемся. Уходят в темноту. Почти бегут. Вероятно, никогда больше не встретимся. Не будь этих двух студентов и двух реалистов, я бы там и остался на берегу Сиваша.

Хутор Чокрак. Скоро утро. Надо все-таки поспать. Еще восемьдесят верст по морозу. Больше, кажется, жилья не будет. Заберусь в хату, и на сегодня хватит. Никакая конница ночью сюда не пойдет. Может быть, у нас есть пулеметы. Может быть, в Азовском море наши корабли. Вообще, спать и никаких... Снимаю сапоги. Даже не очень тесно. Можно вытянуть ноги. Обозники торопятся уехать подальше.

Как будто все в порядке. Ноги не распухли. Уши отморожены, но я их завяжу полотенцем. Вот есть хочется свирепо. Перед глазами нет-нет и черное пятно. То печка провалится, то в потолке дыра. Купить нечего. Съедено. Вообще нет. В прошлом году поговорил бы с хозяйкой иначе. Теперь нельзя. Посижу еще, напьюсь воды, и придется идти дальше.

Вольноопределяющийся-артиллерист вынимает из сумки синюю коробку corned beef * . И хлеб у него есть. Целая четверка. Режет пополам. Застывший жирный кубик - тоже пополам. Не хватило силы отказаться. Полный рот слюны и сразу тяжесть в желудке. Если останемся живы и я когда-нибудь встречу этого небритого гимназиста-корниловца, напомню ему восемнадцатое октября на Арабатской стрелке. Жалко, не записал фамилию. Торопился идти, а он хотел нагреться. Тоже послан в командировку и едва не погиб. В зеленой сумке остались теперь мыло и грязное полотенце.

Идем по бесконечному мосту. С обеих сторон море. Слева - живое, справа - мертвое. На Сиваше рябь, морозный пар и лед у берега. На Азовском волны с белыми гребешками. Пока море пусто. Ни дыма, ни парусов.

В Мариуполе у красных пароходы с дальнобойными пушками. Увидят белую ленточку на серой воде. Обозы черной ниткой. Уйти нам некуда. Если орудия не расстреляны и наблюдатели толковые, изорвать нитку очень легко. Потом спустить катера и добить из пулеметов. Солдаты-обозники уже спрашивали, могут нас пристукнуть или нет. Успокоили их. Красные в море не полезут. Побоятся флота. Могут подойти миноносцы, а у большевиков их нет.

Я так думаю. Вероятно, так и будет. Но мы ничего не знаем наверное. Может быть, красные прорвались в Крым и флоту не до Арабатской стрелки. Все может быть... Доберемся до Керченского полуострова, узнаем. Пока - два моря, ледяной ветер и боль в глазах. Настоящего снега нет, изморось, но на солнце она блестит несносно. Слезы текут. Приходится больше смотреть в море. И снова голодные круги... Корниловцы дали мне хлеба, только его невозможно есть. Замерз. Рубили топором. Пробовал отогреть под рубашкой. Не удалось. Жжет кожу и не мякнет. Хорошо, хоть вода есть. Не совсем пресная, а пить можно. На стрелке все колодцы такие.

Идем, как заведенные. Подводы едут пустыми. Градусов пятнадцать мороза, ветер и некуда от него деваться. Не знаю, что делают бесшинельные летчики. Невозможно же бежать сто верст.

Через дыру в стене виден млечный путь. Все-таки комната. Даже каганец горит на невидимом столе. Передо мной пахнущая морозом спина. Чей-то мешок жмет бок. Повернуться невозможно, но это хорошо, что столько людей. Отогреваемся. Только по ногам мороз.

Кажется, я спал - не заметил, когда потух каганец. И народа меньше. Лечь нельзя, но напирают не так сильно.

На полу лунная полоса. Кучи тел. Моя голова на чьем-то сапоге. Замерзнем, пожалуй, но я больше никуда не пойду...

- Вы плохо себя чувствуете, капитан? - Кто-то светит на меня электрическим фонариком.

- Никак нет, благодарю вас.

- Можете встать? Ну вот отлично... Выпьете с нами чаю.

Каганец тухнет, каганец горит. Опять светло. Кругом стола офицеры. Полковник налил в мою кружку немножко рома из своей фляжки. Холода больше нет. Можно дальше. Говорят, осталось не больше тридцати верст. Если я даже выбьюсь из сил, гвардейцы не бросят.

Едем рысью. Лошади накормлены. На подводах сено. Ноги закутаны попонами. Молодой полковник-кирасир заботится, чтобы мне не было холодно. Он - хозяин, я - гость лейб-гвардии Сводно-конного полка.

Все еще ночь. Небо чистое. Вокруг луны морозный венчик. Чтобы отогнать сон, слезли. Идем быстрым шагом. Заснуть на повозке - верный способ замерзнуть. И сено не поможет. Лошади белые от инея. Люди поминутно хватаются за уши. Ветер утих, но Азовское море шумит, и от него идет морозная сырость. Сиваш застыл. Серебряная шкура с черными пятнами - полыньями...

Утро. Последняя верста на стрелке. Татарское село, улица забита обозами. Новости? Пока никаких... Перекоп? Господь с вами... что конница может поделать с крепостью.

Полковник-кирасир надписал на моем удостоверении: "... отступал вместе с обозом Гвардейского кавалерийского полка до с. Арабат, откуда направился через г. Феодосию в г. Симферополь для исполнения командировки".

Феодосия не по дороге. Крюк верст в тридцать, но надо, наконец, поесть и погреться.

Иду один. Дорога пуста. Обозы свернули на запад. Редко, редко обгоняет подвода. Мороз, точно год тому назад под Орлом. Два офицера везут белый гроб. Остановили телегу. Машут мне.

- Вы в Феодосию? Мы вас подвезем.

- Спасибо, но, как же... нет места.

- Садитесь на гроб - он крепкий. Ничего, ничего... Генерал был добрый человек. Сам бы так распорядился.

Не спрашиваю адъютанта, где погиб генерал. Поручику будет неприятно рассказывать. Я уже слышал об этой смерти * ...

Едем рысью. Края гроба режут ноги, но все-таки лучше, чем пешком. Горы цвета жженой охры, красные черепичные крыши, белые дома. В город так въезжать неудобно. Слезаем с подводы, идем сзади. Прохожие снимают шапки.

Первая лавка. Фруктовая торговля оптом и в розницу. У входа корзина желтых крупных груш с розовыми боками. Они полузамерзшие, зубам больно от холода, но я еще никогда не ел таких чудесных груш.

- Куда же вы теперь, господа?

- Сдадим гроб на хранение, явимся коменданту, потом обедать.

- А я прямо к коменданту.

- Приходите в "Асторию"!

В этом году коменданты стали удивительно внимательными. Попросил ордер на один день - получил на три. Всем, кто спасся из-под Новоалексеевки, положено три дня отдыха. Только предупредили, что гостиница не отапливается.

Выхожу в приемную. Генерал с белыми хохлацкими усами. Тот самый, который ехал в вагоне-столовой. Целует меня в обе щеки.

- Живы?

- Так точно, выскочил... Не знаете, Ваше Превосходительство, как та дама с девочкой - помните, муж прибежал?

- Не видел нигде. Вероятно, погибла. Там ведь буденновцы рубили всех, кто попадался под руку...

Иду в ресторан. Ветер гоняет по мостовой соломинки и обрывки бумаги. В кафе сидит бритый господин в очках. Читает "Petit Parisien". Собака на цепочке. Славная маленькая собака с длинной курчавой шерстью. Морда курносая и на желтом кожаном ошейнике запотевшие от мороза бляшки. Небо опять серое. Начинается пушистый спокойный снег.

В Сокологорном в начале октября красными были уничтожены два окруженных легких бронепоезда «Генерал Алексеев» командир — полковник Шамов и «Дроздовец» командир бронепоезда — капитан Рипке.

31.10 Фрунзе приказал Буденному собрать все силы в кулак и держаться против отступающих белогвардейцев, а Миронову — увеличить темп движения на Сальково, на помощь Буденному. Но связь между дивизиями 1-й Конармии была уже утеряна. Побитые накануне 6-я и 11-я, дождавшись отставших латышей, заняли село Агайман — и снова оказались на пути отступающих белых. Сюда выходили части 1-го кутеповского корпуса, контратаковали и нанесли им еще одно жестокое поражение, 11-я кавдивизия потеряла в бою весь командный состав. Прикрывшись от атак латышей корниловцами, Кутепов двинул войска к переправам, на Отраду и Рождественское. В Отраде белые ударили по штабу Буденного, резервной кавбригаде, разгромили и выбили из села. Ворошилова едва спасли из рук казаков. Буденный требовал выслать ему на помощь 4-ю кавдивизию Тимошенко, но ее атаковали донцы и части 3-го корпуса. В результате боя, длившегося весь день, разбили и взяли Новоалексеевку. А 14-ю кавдивизию Пархоменко ночью атаковал в Рождественском Барбович. Потеряв управление полками, Пархоменко отдал приказ выбираться из боя кто как может. Непобедимая 1-я Конная была разгромлена по частям...

Здесь соединились остатки 1-й и 2-й белых армий. Подтянувшаяся Латышская дивизия пробовала атаковать Рождественское — Кутепов ответил контратакой, окружив и перебив ее авангардные батальоны. Прикрыв фланг Марковской дивизией, он начал отвод войск в Крым. В Геническе белые нашли невзорванный мост, это весьма облегчило переправу. Части 4-й и 13-й армий находились еще в 40— 50 км от перешейков, буденновцы больше не совались, а 2-я Конармия подкатилась вечером 1.11. Атаковала Рождественское, но взять не смогла. Миронов собрал все силы для нового штурма, однако ночью сюда стали подходить части 6-й белой дивизии и Донского корпуса, выбирающиеся из окружения со стороны Мелитополя, нанесли 2-й Конной новый фланговый удар. Лишь 2.11 Миронов начал общие атаки, стараясь сломить белые арьергарды, прикрывающие отход. Броневики, осаживающие пулеметами красную конницу, погибли, увязнув в грязи, и арьергардные части Кутепова стали откатываться, продолжая серьезное сопротивление. К вечеру Миронов снова занял Новоалексеевку, перехватив железную дорогу и перекресток между Чонгарской и Генической переправами. Подходили и части 4-й армии, прихватив по пути потрепанные буденновские дивизии.

28 октября Фрунзе объявил наступление по всему фронту. Уже на сладеющий день Блюхер вышел к Перекопу и стал штурмовать Турецкий вал. 30 октября красные прорвали заграждения, заняли окопы перед валом, забрались на гребень укрепления и вступили в рукопашные схватки с белыми. Бой был напряженный. Красных несколько раз опрокидывали и отбрасывали. Турецкий вал оборонял самый лучший полк Русской армии - Дроздовский, в котором было всего 3260 штыков.

3.11 красные двинулись на Чонгарский полуостров. Ряд атак удалось отбить, но они начали обход по песчаной косе. Марковцы, оборонявшиеся здесь, стали отступать к мостам, отбиваясь на промежуточных рубежах. К вечеру они завершили отход в Крым. Пропустив на свою сторону последний бронепоезд, белогвардейцы взорвали железнодорожный мост и подожгли гужевой. По нему сквозь огонь попробовали ворваться конники Городовикова и откатились, встреченные пулями. Взорвали за собой и Генический мост. Части 13-й армии и 11 -и кавдивизии хотели наладить переправу и попасть в Крым через Арабатскую стрелку, однако сюда подошли белые корабли и накрыли их артогнем, выпустив до 3 тыс. снарядов. Удар был столь мощным, что красные не только свернули наступление, но и вообще бежали, бросив Геническ

3 ноября красные части вышли к Чонгарскому перешейку и предприняли попытку штурма. Белые собрали силы и нанесли контрудар такой силы, что красные побежали и бросили только что занятый Геническ.

В начале ноября 1920 года Русская армия, оборонявшая крымские перешейки, насчитывала около 22-23 тысяч человек при 120 орудиях. Фрунзе сосредоточил против них 198 тысяч человек, 550 орудий, 57 броневиков и 84 самолета. Перевес по численности достиг 8,9 раза, по артиллерии - в 4, 5 раза.

К вечеру 3 ноября дивизия Тимошенко совместно с частями 9-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизий захватила Геническ, но попытка развить успех не удалась. К этому времени основная группировка Врангеля успела занять заранее подготовленные позиции на Перекопском перешейке.

Изучая разведсводку о характере местности и обороны противника, поступившую из штаба армии, Тимошенко подумал, что и его дивизии, и Первой Конармии в целом вряд ли придется играть активную роль в дальнейшем, во всяком случае, на первом этапе операции.

3 ноября красные части вышли к Чонгарскому перешейку и предприняли попытку штурма. Белые собрали силы и нанесли контрудар такой силы, что красные побежали и бросили только что занятый Геническ.

Наступление главных сил 51 -и дивизии под командованием В.К. Блюхера на Турецкий вал 8 ноября было отбито врангелевцами. Ее части залегли перед рвом, на дне северного ската которого находилось проволочное заграждение.

Обстановка на участке главного удара Южного фронта осложнилась. В это время на Чонгарском направлении еще шла подготовка к форсированию Сиваша. Наступление передовых частей 9-й стрелковой дивизии по Арабатской стрелке было остановлено артиллерийским огнем врангелевских кораблей.

Командование Южного фронта принимает решительные меры, чтобы обеспечить успех операции, 7-я кавалерийская дивизия и группа повстанческих войск Н.И. Махно под командованием С. Каретникова (там же, с. 482) (около 7 тысяч человек) переправляются через Сиваш для подкрепления 15-й и 52-й дивизий. На помощь советским войскам на Литовском пролуострове была двинута 16-я кавалерийская дивизия 2-й конной армии. В ночь на 9 ноября части 51-й стрелковой дивизии начали четвертый штурм Турецкого вала.