Южный фронт
Месяц было отведено на формирование соединения, за это время мало одеть-обуть, развести людей по полкам, батальонам, ротам, взводам, но надо и обучить воинской дисциплине, строю, привить навык армейской жизни, научить владеть оружием, совершать длительные марши, действовать в обороне, наступлении и т.д.
Боец – пехотинец должен уметь скрытно как днем, так и ночью передвигаться по местности, вести разведку, нести службу охранения, окапываться и маскироваться. Каждый боец должен быть натренирован передвигаться с максимальным напряжением всех физических сил, как перед боем, так и в бою.
Наконец, он должен умело владеть основными видами оружия пехоты, уметь применять своё оружие в любой момент и в любом месте. Вся боевая подготовка должна проводиться в условиях приближенных к боевым. Важно чтобы бойцам было в привычку спокойно выполнять свои обязанности в любой обстановке, когда через его голову ведётся огонь из различных видов оружия, когда над ним проходят танки, когда командир выбывает из строя.
Чем прочнее усвоит боец перечисленные навыки, тем увереннее и деятельнее будет он держаться в боевой обстановке, в то время как не освоившие эту солдатскую науку робеют и теряются. Месячный срок обучения может и достаточен для запасника, уже имеющего за спиной срочную службу, но достаточен ли он для человека, никогда не державшего в руках оружия?
Для справки: В Германии на подготовку пехотинца в военное время отводили втрое (!) больше и лишь к концу войны, когда немцам приходилось так же туго, как нам в сорок первом, срок подготовки был урезан до шести недель, но и это почти в полтора раза больше, чем в нашем случае.
Всего хуже обстояло дело со стрелковой подготовкой. Бойцу-пехотинцу положено уметь метко стрелять из положений лёжа, с колена, стоя, на ходу. Без этого в сражении делать нечего, разве что быть сраженным. Но как этому научить человека, если за весь срок обучения проводятся только одни стрельбы и красноармейцу дают сделать самый мизер выстрелов?
Понятно, что патронов не хватало на фронте, но ведь уходили бойцы вновь сформированных дивизий на позиции, не умея стрелять. Да и не стреляли они там. Атаки противника отбивались главным образом артиллерией.
В штабе Западного фронта как-то проанализировали расход боеприпасов в войсках за период боёв с 1 по 23 августа и ахнули. Расход винтовочных патронов на единицу оружия составил 1-2 штуки в день, максимум 7. Зато дневной расход снарядов, в зависимости от калибра орудия - от 10 до 70 на ствол. Чем больше калибр, тем больше расход снарядов.
Так вот аукнулась экономия патронов при подготовке стрелков. На ропот бойцов, как же мол, не научивши стрелять, нас на передовую, начальство отвечало стереотипно - там и настреляетесь.
Похоже, и в мирное время стрелковая подготовка была слабым местом Красной Армии. Видимо, «Ворошиловские стрелки» - это было одно, а то, что на совещании высшего руководящего состава в декабре 1940 года, генерал Смирнов просит наркома обороны «прибавить несколько патронов для огневой подготовки пехоты», чтобы подтянуть стрельбу с колена и стоя- это, видимо - другое.
Так мы готовились к большой войне, экономя каждый патрон. Вряд ли возможно понять логику маршалов РККА, обрекавших свою пехоту таким обучением на гарантированное поражение в огневом бою с противником. В той же Германии при огневой подготовке пехотинца исходили из принципа неограниченного расхода боеприпасов, пока стрелком не будет достигнут установленный уровень.
В общем, 296 стрелковая дивизия, как и остальные, формировавшиеся в июле 41 года стрелковые соединения, была слабовооруженной и слабообученной, имела существенно ограниченные боевые возможности и никак не могла равняться по силе с дивизиями довоенного формирования. Командование Южного фронта выставило ей оценку боеспособности 70%.
С.М. Буденный насчет всех этих дивизий июль-августовского формирования, в разговоре с начальником генштаба Б. Шапошниковым высказался более предметно: «Опыт с новой 223 стрелковой дивизией (формировавшейся в Харькове) показал, что новые формирования, не будучи достаточно сколоченными, не выдерживают первых ударов противника и разбегаются».
223 дивизия, которую он упоминает, восточнее Кировограда рассеялась на мелкие группы при первом соприкосновении с передовым отрядом противника. Противник отошел, а дивизию дня два штабные командиры армии и фронта собирали по окрестностям, собрали порядка 500 чел.
Благо, не разбежались тылы и вспомогательные части, да большинство командирского состава осталось на месте, так что собрали всё что осталось, дополнили личным составом и командирами отступающих частей и переформировали дивизию заново. Прежних командира и комиссара расстреляли.
Куда делись остальные беглецы, можно только догадываться, Днепровские плавни тогда кишели дезертирами. При взрыве плотины Днепрогэса плавни оказались затоплены. Воинские части о предстоящем взрыве предупреждались, но кто предупредит дезертира? Местные жители вспоминали, что когда пошла волна, в плавнях стоял нечеловеческий крик.
А в Геническе 4 августа подошел срок и командир дивизии Дмитриев доложил, что вверенное ему соединение формирование закончило и находится в состоянии готовности. Это он обязан был доложить, а не то им бы занялся трибунал. Доклад, видимо, следовало понимать так: «Мы готовы, а если получим полагающееся оружие, будем и боеспособны».
Тем временем, на фронте обстановка вновь накалялась. Разгромив и пленив окруженные армии, враг повернул к Николаеву и Кривому Рогу.
Все дивизии Резервной армии перебросили на Криворожское направление, оборонительный рубеж по реке Ингулец оставался незанятым. Особо тревожил командование участок обороны у Снигиревки.
Создалась ситуация – прорвись противник подвижной группой к незащищенному Снигиревскому мосту, и две армии, 9 и 18 окажутся заперты между реками Южный Буг и Ингулец с самой печальной перспективой, а новый оборонительный рубеж занимать будет уже некому.
9 августа командующий Южным фронтом Тюленин сообщает Буденному: «… Мною приказано Чибисову за счёт 296 сд выбросить более готовый хотя бы один полк в район Снигиревка на реку Ингулец».
Колонна полуторок с бойцами на фронт
Насколько было все напряжено, насколько важно было полку прибыть к мосту как можно скорее, видно из переписки и переговоров вокруг этого вопроса. 962 полк срочно доукомплектовали за счёт остальных, он получил боеприпасы. Полковник Кашкин изыскал для перевозки полка 45 автомашин и в 16.00 часов 9 августа 962 полк начал движение побатальонно, перекатами, из Геническа на Снигиревку.
Перед ним лежало 200 км. грунтовых дорог с паромной переправой через Днепр у Каховки. К машинам цепляли орудия. Пять машин с имуществом, пулеметно-минометным вооружением и штабом отправились прямиком до места назначения.
40 машин для личного состава, перебросив первый батальон до Чкалово, (62 км,) вернулись к 21.00 часу, что бы забрать следующий.Часом раньше, в 20.00, Каховской дорогой пешим порядком двинулись главные силы дивизии.
Для них конечным пунктом значилась Каховка и до неё было три - четыре ночных перехода, 130 км.(днём воинские соединения, как правило, не передвигались, в целях соблюдения тайны и во избежание потерь от авианалётов).
А машины вернулись в Геническ ещё раз, к 6.00 утра, что бы забрать последний батальон 962 полка. Вряд ли дали шоферам вздремнуть хотя бы часок: «Отставить разговоры, на Снигиревку!»
Эту ночь оперативные работники в штабах не спали: звонили, телеграфировали, радировали. В штабе фронта откуда-то появились сведения, что на 10 утра 10 августа один батальон уже в Снигиревке. Донесение в Ставку Сталину из штаба Южного фронта отТюленина: «...296 сд передовыми частями начала сосредоточение в район Снигиревка. К утру 10.08 сосредоточилось до батальона, остальные два батальона передового полка на марше, к 9.00 10.08 головой у Нв.Троицкое.
Продолжаю принимать все меры к организации прочной обороны рубежа реки Ингулец. Одновременно прошу обеспечить формируемые части в первую очередь пулеметами, артиллерией, средствами связи, недостаток которых продолжает резко сказываться на боеготовности частей Резервной армии».
Вообще-то, по времени никак не получается даже одному батальону быть в Снигиревке в 10 утра. Видимо, за таковой Тюленев выдавал тех, кто прибыл туда на первых пяти грузовиках. Маленькие хитрости командующего.Ближе к истине было донесение, что весь 962 полк собрался у Снигиревки, Бобровый Кут 11 августа к 6 утра. Как бы то ни было, полк прибыл на место, бойцы отцепили пушки, разгрузили машины и те укатили.
Первые неотложные заботы у командира полка: надо строить оборону; нужно искать и устанавливать связь с штабами армии, фронта; нужны лошади артиллеристам, конным разведчикам, нужны тачанки пулеметчикам, пароконные повозки минометчикам, батальонным и полковому обозам.
Да и командиру полка персонально полагалась верховая лошадь под седлом.
Но «конский» вопрос был ещё вполне решабелен методом изъятия из народного хозяйства.
А со связью….
Со связью в войсках Южного фронта дела обстояли совсем никуда. Не зря же комфронта, пользуясь случаем, просил у Сталина средства связи наравне с пушками и пулеметами. И двух месяцев не прошло с начала войны, а Южный фронт успел утерять 1500 километров телефонного кабеля, а сколько коммутаторов, да полевых телефонных аппаратов и не счесть. В частях кое-где дошли до того, что тянули для связи колючую проволоку (!!!).
Все дивизии довоенного формирования имели радиостанции и активно использовали их для связи, но убеждались снова и снова, что немцы прослушивают радиопередачи. Пробовали применить самопальный код, но был он таким простеньким и наивным, что достаточно противнику было перехватить пару радиограмм и код уже не представлял секрета. Использовать же серьезные шифры не получалось: в штате штаба Южфронта был только один шифровальщик, в дивизиях не было их вовсе.
Тюленев обращался к наркому – пришлите хотя бы человек 20, тот распорядился, прислали – топографистов. Где-то в штабах перепутали шифры со шрифтами. Тюленев – кого вы мне прислали ???, а его успокаивают – да эти ребята и шифровать смогут, вы их только научите (?). При таком положении часто единственным возможным способом связи оставалась связь посредством посыльных.
Штаб Южного фронта держал при себе целый полк связных самолетов У-2 (УТ-2) и офицеры - оперативники постоянно мотались по театру военных действий в условиях меняющейся обстановки, разыскивая соединения и части, выясняя оперативную обстановку, развозя приказы командования. Эскадрильи связных самолетов были и в армейских штабах. И то, что в Снигиревке и её окрестностях не было проводной военной связи вовсе не случайность а как бы нормальное положение вещей.
Правда, пока ещё действовала гражданская связь - телеграф и телефон, только пользы от них военным было ноль: открытым текстом передавать себе дороже, а насчёт шифровальщиков уже говорилось. Словом, полк в Снигиревке находился в информационной изоляции, командиры обстановки не знали, руководящей руки не чувствовали, пребывали в неопределенности.
Всё остальное было в собственных руках. Командиры 962 полка, не теряя времени,провели рекогносцировку, то есть обследование местности на предмет пригодности к обороне, приняли решение на оборону, полк приступил к работам.
А на переправе творилось то, что всегда творится на прифронтовых переправах. Предмостное пространство правого берега было забито людьми, автомобильным транспортом, повозками, стадами скота. Все стремилось прорваться на левый берег Ингульца. На мосту кошмар, давка, бьются за право проехать обозы тыловиков, отступающих частей, машины с ранеными,эвакуированными, тут же повозки населения, толпы пешего люда. И весь поток в одну сторону. Мало того, что всё это мешало проводить оборонные работы, беспорядками мог воспользоваться враг, что бы прорваться к переправе.
Следующие два дня прошли в оборудовании оборонительных позиций. Между тем, хаос в районе Снигиревки нарастал. Отступающих становилось все больше. Многие шли вразброд с оружием и без оружия. Плохие это были признаки. А связи всё не было и это усугубляло тревогу командования полка. Где враг, где наши войска, ничего не известно, сведения от отступавших самые противоречивые, вплоть до панических.
Командиру полка воспользоваться бы своим правом старшего начальника на местности, реквизировать одну автомашину из десятков и сотен, следующих через Снигиревский мост, да послать кого-либо в Берислав (60 км.), там уже обосновался штаб фронта. И всё бы выяснилось. Даже, если о местонахождении вышестоящего штаба в полку ничего не знали, Берислав, Каховка такие пункты, где военная связь не могла не быть. И почему бы не использовать гражданский телефон; один звонок военному коменданту Николаева или того же Берислава, если правильно вести разговор, помог бы определиться.
Может,это им было не очевидно. Или оттого, что как можно понять из дальнейшего, комполка был человеком крайних мер, он поступил по- другому. По гражданскому телеграфу, за своей и комиссара полка подписями, он даёт телеграмму Сталину с содержанием: « …связи Южным фронтом нет, беспорядок, просим Ваши полномочия на наведение порядка р-не Снигиревка».
Сомнительный, опрометчивый поступок совершили командиры. Не успели они отправить телеграмму, как у них приземлился связной У-2; оперативник из штаба фронта проинформировал об обстановке и вручил приказ комфронта Тюленева к исходу следующего дня (14 августа) взять Бармашово, в 47 километрах от Снигиревки, в сторону Николаева. Оперативник улетел, а командир и комиссар молча смотрели друг на друга. Штаб фронта, оказывается, под боком, а они шлют панические (теперь это смотрелось именно так) телеграммы в Кремль.
Война дело суровое, как теперь оправдаться, чем искупить?
Они не знали, что такого рода телеграфные «вопли» уже давно напрямую в Москву не пропускали. Эту телеграмму задержали в Днепропетровске, сообщили генерал-лейтенанту Чибисову, тот отправлять по адресу запретил, а на следующий день, 14 августа, в разговоре по военному телеграфу доложил о телеграмме командующему Южным фронтом генерал –полковнику Тюленеву.
Командуюший в ответ раздраженно заметил, что у полкового командира, как у старшего войскового начальника на местности, хватает и своей власти для наведения порядка, какие ещё нужны полномочия и проинформировал Чибисова об отданном полку приказе взять Бармашово.
Итак, 13 августа 962 полк получил приказ на первый свой бой. А в это время главные силы 296 дивизии пешим маршем ещё только подходили к Каховке, имея задачей прикрыть Береславскую переправу. Дивизия имела только стрелковое вооружение и в таком виде для передовой была малопригодна.
Теперь о том, что же такого случилось на фронте, что появилась необходимость снять 962 полк с такого важного участка оборонительного рубежа и бросить в бой.
Разведка Южного фронта просмотрела сосредоточение в районе Ольгополя 16 немецкой танковой дивизии и в районе Еланец моторизованного соединения СС» Лейбштандарт Адольф Гитлер».
Первой начала наступление 16-я танковая дивизия. Немцы нащупали слабое место. 12 августа они внезапным налетом захватили в цельности и сохранности мост через Ингул в Привольное, что предоставило им возможность неожиданно атаковать и взять защищаемые недостаточными силами станции Ново-Полтавка и Ново –Георгиевка на железнодорожной линии Николаев – Кременчуг.
В штабе Южного фронта не успели осмыслить случившееся и тем более прореагировать, а немцы на следующее утро ринулись на восток, имея железнодорожное полотно по левую руку. Правый фланг у них был прикрыт рекой Ингул, а левый обеспечивало моторизованное соединение СС «Лейбштандарт А.Гитлер» (ЛАГ), двигавшееся по другую сторону железнодорожного полотна.
В течение дня без особых трудностей оба немецких соединения прорвались восточнее Николаева и танковая дивизия развернуласьв направлении города, намереваясь овладеть им атакой с тыла. Замысел немцев сорвала зенитная батарея 122 морского артиллерийского полка, располагавшаяся на восточной окраине города.
Она отбила первый танковый штурм, начались позиционные бои и в Бармашово, в 34 км, для обеспечения тыла немецких войск, атакующих Николаев, обосновались части Лейбштандарта. В штабе Южного фронта вначале полагали, что имеют дело с прорывом в глубокий тыл единственной танковой дивизии, сочли это за авантюру и командующий загорелся мыслью уничтожить прорвавшихся немцев.
Обдумав план, он к исходу дня 13.08 разослал приказы по боевым частям, а сам прилетел в Николаев, чтобы на месте лично руководить сражением. В этом подтексте и получил приказ 962 полк на захват Бармашово (фланговый удар). Только плану Тюленева не суждено было осуществиться. Рейд 16 танковой дивизии при поддержке дивизии «Лейбштандарт АГ» был началом нового немецкого наступления.
На следующий день немцы наступали уже по всему Южному фронту. 14-й моторизованный корпус, входящий в 1-ю танковую группу атаковал Кривой Рог и новосформированные дивизии Резервной армии Чибисова не устояли: в тот же день, 14 августа, город пал. Одновременно, к западу от Николаева, сбив наши части с позиций у Троицкого, Сухого Еланца и Пески, продвигался к городу 48-й моторизованный немецко-венгерский корпус. И уже не о том приходилось думать, что бы проучить зарвавшихся немцев, а о том, как выводить 9-ю и 18 -ю армии, вдруг оказавшиеся в окружении.
Поэтому, уже 14 августа соединения и части, стали получать другие приказы. 962 полк, которому первоначальный приказ отменили, выступил маршем 15 августа, как следует из донесения штаба ЮФ в генштаб, «…в готовности с утра 16 августа наступать на Бармашево». Теперь это было нужно, для обеспечения путей отхода к Снигиревскому мосту обоим армиям.
Тем временем, основной состав 296 дивизии прибыл в Каховку и разошелся, согласно приказу, в разные стороны: 964 полк - в Берислав, Британы; 966 - в северо-западную окрестность Херсона, а также в Казаны, Саги, Алешки. Сделано это было из опасения прорыва передовых немецких отрядов за Днепр. А пока противника было не видать, бойцы принялись рыть окопы.
В Бармашово обстановка менялась ежечасно. Передовые части ЛАГ 14 августа ушли или были выбиты частями 18 армии; после полудня 15 августа ушли и наши части, а к вечеру вошел полным составом и стал закрепляться разведбатальон того же Лейбштандарта. Эта элитная немецкая дивизия совсем недавно была ещё полком, границу СССР пересекла уже будучи бригадой и буквально месяц назад была переименована в дивизию, но окончательно ещё как таковая недооформилась.
В разных документах называлась по разному. В разведсводке ЮФ её именовали полком и тем вводили в заблуждение командование. На самом деле это было сильное моторизованное соединение двухполкового состава, с которым на тот момент не могла равняться ни одна советская дивизия. Соответственно, силен был и разведбат эсэсовцев. Один тот факт, что в его составе было 27 бронетранспортеров, да сотня мотоциклов с колясками, каждый третий- с пулеметом, уже о чём- то говорит. Были в батальоне и танки, и самоходки, пушки и минометы. Такой был батальон.
Командир немецкого разведбата разместил свой наблюдательный пункт на колокольне Бармашовской церкви и ему хорошо было видно, как с раннего утра занимала огневые позиции артиллерия 962 полка, как батальоны и роты разворачивались для атаки и по кукурузному полю цепями, как им думалось – скрытно, двинулись к поселку. Артиллеристы катили свои «сорокопятки», пулеметчики – «максимы». Выждав, когда атакующие достаточно приблизились, немцы накрыли их огнём всей своей артиллерии.
Полковую батарею, едва она сделала несколько выстрелов, немецкие пехотные орудия и минометы заставили замолчать. Противотанковые пушки, «сорокопятки», сопровождавшие пехоту, были если не разбиты, то перебита прислуга. Люди залегли. Командиры снова и снова пытались поднять их, но каждый раз новый огневой шквал укладывал на землю.
Густая высокая кукуруза полегла под взрывами и роты оказались как на ладони. Потом выехали немецкие бронетранспортеры и мотоциклисты, охватывая батальоны с фланга и оттесняя к селу, под пулеметный огонь. Красноармейцы, не слушая командиров, бросали оружие и поднимали вверх руки. Бой, начавшийся где-то в 9 утра, длился около часа.
По немецким данным, одних убитых было около двухсот и сдались в плен 650 человек. Группа, около 200 человек командиров и бойцов, сумела отойти к своим. Бывший командир немецкого разведбата пишет, ссылаясь на показания пленных, что командир 962 полка расстрелял нескольких офицеров из тех, кто уцелел, потом застрелился сам. Неизвестна судьба полкового комиссара Васильева, через несколько дней называется уже фамилия Шульженко .
Об этом бое военным телеграфом 17.08.41г. командир Сводной боевой группы подполковник Петухов информировал штаб ЮФ «… Дмитриев его… третий сын Снигиревка 15-16.8 дрался с б-ном, усиленным танками, имеет потери, потери уточняются».
Тяжелые потери, тяжелые. Полк за один час потерял больше половины активных штыков. Фактически из трёх батальонов остался один. Немцы могли бы по горячим следам сделать вылазку и добить воинскую часть, стереть с лица земли, но им помешали. Во- первых, несколько налетов совершила наша авиация. Каких-то потерь немцам она не причинила, те умело замаскировались, но выйти в открытое поле они не решились.
А после полудня Бармашово атаковали с противоположной стороны другие части, предположительно Сводная боевая группа подполковника Петухова. Вначале они провели артподготовку, взорвав у немцев грузовик с боеприпасами и затем колонной направились в село, имея впереди лёгкий пулеметный танк и бронетранспортер. Немцы перебросили всю свою огневую мощь на западную окраину села и устроили точно такую же засаду и с тем же результатом, единственно - потеряв при этом самоходку.
Так у нас было в 41. Авантюризм и отсебятина в действиях командиров, вместо выполнения требований боевых уставов применительно к обстановке. Неумелое использование артиллерии. Отсутствие связи в подразделениях и между подразделениями, исключающее согласованные действия. Плохая выучка, слабая дисциплина и низкий боевой дух бойцов. Неэффективная авиация.
Пока немцы пережидали авианалёты и отражали атаку с западной стороны, начальник штаба 962 полка, принявший на себя командование, отвел часть за несколько километров в Киселевку, с целью привести остатки полка хоть в какой-то порядок.
И когда немцы, обезопасив себя с западной стороны, вновь повернулись к восточной и пошли на Киселевку, они встретили организованный отпор. Киселевку полк всё же оставил и отошел на удобный для него рубеж за овраги, через который врага уже не пропустил.
А ночью бойцы полка вернулись и ворвались в Киселевку, да так внезапно, что немцы бежали. Бежали по- настоящему, как ещё, видимо, им бегать не приходилось. И кто-то умчался на легковой автомашине, бросив своих солдат, не сам ли командир разведбатальона ЛАГ, который об этом в своих мемуарах не вспоминает. Впрочем, потери у них были небольшие, отступили немцы на прежние позиции в Бармашово.
И в тот же день 16 августа противник занял Николаев, а штаб 9-й армии к вечеру разослал своим войскам боевой приказ №00103 «На оборону рубежа по восточному берегу р. Ингулец». Там, в частности, было:
«3. 48 с(трелковый)к(орпус)… в ночь на 17.8 отойти за р. Ингулец по переправе у Дарьевка, Снигиревка и организовать оборону на фронте м. Сейдеминуха, Елизаветовка. Стрелковый полк 296 временно подчинить в свое распоряжение, расположив его в р-не Блюменфельд, Краснослав».
Приказ доставил на связном самолете оперативникиз штаба 9-й армии перед самым наступлением темноты. Поскольку в адрес полка конкретных требований не содержалось, то продолжали оставаться на прежних позициях.
Утром оперативник уже из штаба фронта на самолете доставил боевое распоряжение №0077, которым 9-й и 18-й армиям предписывалось в ночь на 18 августа, прикрываясь сильными арьергардами на рубеже р. Ингулец, начать отход на левый берег Днепра. Авиации приказано было прикрыть отход активными действиями. 9-й армии предстояло отходить на переправы Каховка, Казацкое, Херсон, подчинив себе 296 стрелковую дивизию.
Как быстро меняются планы. Но к днепровским переправам путь лежал через Снигиревский мост и вся масса войск должна была устремиться к нему, причём Бармашово им было не миновать.
Поэтому, тем же распоряжением штабу 18 армии было указано на утро 17.8, чтобы Одесское училище и 962 сп (по мере готовности 962 сп) были в готовности для контрудара «мотоколонны Бармашово», если придется выручать отдельные части.
Но наутро 17 августа «мотоколонна Бармашово», то есть разведбат Лейбштандарта, сидела тихо; после того, как взорвался грузовик с боезапасом, немцы берегли последние патроны и снаряды на крайний случай. Войска 9 и 18 армий, двигались на Снигиревку, обтекая Бармашово с обеих сторон беспрепятственно.
Во второй половине дня в расположение полка прилетел оперативник, на этот раз из 18 армии, доставил в полк боевой приказ №039 по армии, в котором отдельным пунктом значилось: «Участок Давыдов Брод, Снигиревка прикрыть стрелковым полком 296 сд, усиленным 2-м погранотрядом. Наиболее прочно прикрыть Давыдов Брод и Снигиревка. Переправу через р. Ингулец уничтожить немедленно, кроме мостов у Данилов Брод и Снигиревка, которые уничтожить после отхода наших частей на вост. берег р. Ингулец…».
Начштаба смотрел в эту бумагу, из которой непонятно было, какому из трех полков его дивизии это адресовано и думал, что, вообще и сама 18 армия к 296 дивизии и к полку никакого отношения не имеет, что бы приказывать. В течение суток он получил из трех разных инстанций три разных приказа. Все смешалось в доме Облонских, думал он, все смешалось.
«Не сомневайтесь, товарищ капитан» - сказал оперативник, тоже капитан – берите и исполняйте. И чем быстрей, тем лучше. Завтра здесь наших войск уже не будет». «Хорошо - сказал начштаба – но я надеюсь, что хотя бы в Снигиревке полк получит командира». С тем и распростились.
Сборы были недолгими. Через самое короткое время полк был на марше.
В Бармашово у немцев плену оставалось порядка 1000 красноармейцев, сдавшихся «на милость» противника.Они ещё не знали, что у немцев милости только одного рода: колючая проволока да пули охраны; кормить-поить пленных, делиться с ними своим пайком никто не собирался.
В каких-то 11 км, на станции Грейгово,с первых же дней прихода немцев был организован лагерь для военнопленных, только туда и мог сдать своих пленников командир разведбата ЛАГ. Там были такие же порядки. Немцев вполне устраивало, что пленные умирали от голода и сопутствующих болезней. Зимой 1941- 42 гг. оставшихся в живых из Грейгово, перегнали в с. Темвод, шталаг 364 (Николаев).О нём пишут: «Выживали в этом аду немногие».
Жаль, не скажут ни камень, ни крест, ни фанерный обелиск, где легли 200 геничан в своём первом и последнем бою. Нет на том месте ни обелиска, ни креста, ни могильного камня.Не было возможности однополчанам похоронить павших товарищей; поле боя осталось за противником.
Немцы же всегда поступали одинаково; овладев местностью, выгоняли на недавнее поле боя население. Убитых хоронили там же; в общей яме- братской могиле, в воронках от взрывов, в окопах. Бойцы 962 полка попали в огневую засаду в 500-700 метрах восточнее тогдашней окраины Бармашово (в сторону Киселевки), там, вероятно, и лежат в земле их останки.
Что же касается самого 962 полка, утро 18 августа, застало его в Снигиревке. Железнодорожная станция уже была захвачена ротой мотоциклистов разведбата дивизии «ЛАГ». Захватив станцию, которую наши войска так или иначе должны были оставить, отходя на левый берег, немцы возможно надеялись при удачном раскладе захватить и мост через Ингулец, или по крайней мере, подходы к нему, что бы отрезать путь к отступлению через реку нашим припоздавшим частям. Такого расклада им не представилось. Последней частью явился как раз 962 полк и прошел беспрепятственно.
Разведбат Лейбштандарта вернулся в Бармашово. Его дивизия уже стояла у Херсона, прощупывая оборону города разъездами мотоциклистов и мелкими разведывательными группами.
На следующий день, 19 августа, наши части оставили Снигиревку, перейдя на левый берег и взорвав мосты.